Владыка огненных этинов — Сурт, а госпожа их — Синмора. И Сурт, и Синмара любят музыку и танцы. Странно в них то, что их почти невозможно застать вдвоем. Даже если это удастся (что бывает крайне редко), говорить с вами все равно будет лишь кто-то один из них. Ходят слухи, что на самом деле они — одно существо, меняющее формы; иными словами, что Сурту нравится принимать то мужской, то женский облик, и последний просто носит отдельное имя. Выяснить это наверняка едва ли получится: огненные этины считают невежливым задаваться столь личными вопросами о своем древнем предводителе. Однако многие духовидцы утверждают, что в энергии Сурта чувствуется что-то андрогинное. В эддах говорится, что Сурт стоял на страже Муспелльхейма еще задолго до того, как из-подо льда появились Имир и Аудумла. Таким образом, Сурт — самое древнее существо во всех Девяти мирах и, следовательно, вполне может быть своего рода первозданным андрогином, хотя предпочитает хранить это обстоятельство в тайне. Лично я действительно ни разу не видел Сурта и Синмару вместе в одно и то же время, но, подобно огненным великанам, полагаю, что обсуждать этот вопрос с ними было бы невежливо. Несмотря на все вышесказанное, большинству людей Сурт предстает как определенно мужественный воин, неприветливый и немногословный. Как уже было сказано, он — самый старый из всех ныне живущих обитателей Девяти миров. Согласно литературным источникам, в начале всего сущего был только Сурт, освещавший мир своим огромным мечом (или, скорее, посохом) Лэватайн из огня и света. Сам Сурт редко соглашается говорить о том, откуда он взялся или что привело его в этот мир; и, по правде сказать, это еще один из вопросов, задавать которые ему было бы глупо. Он весьма вспыльчив, и если вы его рассердите, то обеспечите себе неприятности с огнем на несколько недель вперед.
Для огненного этина Сурт довольно невелик ростом, что свидетельствует о его почтенном возрасте (это не значит, что великаны с возрастом усыхают, просто более молодые из них — выше ростом от рождения). Держится он более учтиво, чем обычные огненные этины, и несколько лучше прочих умеет обуздывать свой гнев. Он необыкновенно умен, хотя иногда притворяется глупым, чтобы спровоцировать посетителя на грубое замечание и так получить повод поджарить его и съесть. Не следует его недооценивать. Сурт тесно общается с Хелой (и относится к ней с большим уважением). Их объединяет, так сказать, совместный проект: строительство корабля Нагльфар. Хотя Сурт гораздо старше Хелы, он, подобно многим другим этинам, величает ее Госпожой. Говорят, что он — приемный отец Локи: когда Лаувейе настал срок разродиться, она пришла в Муспелльхейм (потому что нигде больше в Девяти мирах не нашлось достаточно жаркого места) и легла в самый большой очаг в доме Сурта. Сурт знает все о свойствах огня любого рода и в особенности (хотя об этом мало кто с ним говорит) — о том первозданном огне, из которого сделаны звезды. Глубина его познаний о солнцах и звездах за пределами Девяти миров не просто изумляет, но и заставляет всерьез задуматься о его происхождении. Разумеется, он сведущ и во всем, что касается тепловой тяги и энергии. Синмара, согласно письменным источникам, тесно общается с йотунской богиней-целительницей Менглёд, обитающей в высокой горной крепости, в одном из покоев которой хранится Лэватайн. Это не лишено смысла, если вспомнить, какое важное место в целительских традициях Севера занимает тепло — паровые бани, горячие камни и так далее. Синмара любит танцы и музыку; в разные времена года она сама исполняет для своего народа ритуальные танцы, служащие различным целям. Создается впечатление, что среди огненных великанов Сурту принадлежит светская власть, а Синмара играет роль религиозного лидера.
Сурт Черный Эбби Хеласдоттир Сурт скачет первым, а впереди и позади него полыхает пламя. Славный у него меч: ярче свет от того меча, чем от солнца. Происхождение Сурта теряется во тьме времен: уже на заре всего сущего он обитал среди первозданных огней Муспелльхейма. Первородство Сурта иногда толкуют как указание на то, что в древности, до того, как появились пантеоны асов и ванов, он почитался как один из важнейших богов — возможно, наряду с Хелой. Он был живым воплощением огней Муспелльхейма, а Хела — льдов Нифльхейма. В более поздних мифах Сурт предстает как правитель Муспелльхейма, владыка его глубоких долин. И он же — страж этой безводной земли, стоящий у врат ее со своим огненным мечом, свет которого затмевает сияние самой богини солнца. Муспелльхейм — это царство созидания и разрушения. Искры, вылетевшие из него когда-то, были укреплены на небе и стали звездами; и из него же были взяты и впряжены в две колесницы два огненных диска, поныне странствующие по небу как солнце и луна. Таким образом, Сурт обладает силой творца; ему принадлежит не только огонь, положивший начало многим изобретениям, но и, что гораздо важнее, сам огненный дух созидания и новых открытий. Именно из его владений вырвался первозданный огонь, смешавшийся с первозданным льдом Нифльхейма в бездне Гиннунгагап. Но он же в конце концов и уничтожит все, что сотворила Природа. В завершение Рагнарёка, последней битвы на поле Вигрид, Сурт осыпает своими огненными факелами небеса, землю и все Девять миров — и мироздание сгорает дотла: Дыханье огня объяло древо, питавшее мир, высокое пламя бушует, вздымаясь до самых небес. Так гибнет все живое, кроме тех немногих, кому удалось спрятаться под корнями Мирового Древа, и еще нескольких сущностей, в которых Вирд обрел самое чистое выражение. Сурт тоже выживает, ибо он сам — огонь, а потому не может погибнуть от огня. Этот рёкк — дух творения и разрушения — переходит в новый мир как олицетворение космического закона. Некоторые ассоциируют огненные факелы Сурта и самого Сурта с кометами. В описании Рагнарёка из «Видения Гюльви» говорится: «В этом грохоте раскалывается небо, и несутся сверху сыны Муспелля. Сурт скачет первым, а впереди и позади него полыхает пламя. Славный у него меч: ярче свет от того меча, чем от солнца». Этот эффектный образ и впрямь напоминает пылающую комету. Как и Сурт, комета — сила одновременно и разрушительная, и созидательная. Кроме того, Сурт связан с вулканами; в честь него получил свое название один из самых молодых в мире вулканических островов — остров Суртсей у побережья Исландии.
Астрологическое соответствие Сурта — созвездие Волопаса и, в особенности, ярчайшая звезда этого созвездия, Арктур. Плиний называл ее «horridum sidus», а Гиппократ утверждал, что на восходе она пагубно влияет на всякого, кто имел несчастье заболеть в это время. Неблагоприятный характер носит эта звезда и в мифах лапландцев, играя роль, схожую с той, которая отведена Сурту в Рагнарёке: «Когда Арктур собьет своей стрелой Северный Гвоздь в последний день, небо рухнет и раздавит землю, и от него загорится весь мир». В этом пророчестве присутствует мотив, общий для многих астральных мифов, — мотив лука и стрел как орудий некоей космической катастрофы или перемены. Но что самое замечательное здесь — так это тесная параллель между ролью Арктура и ролью, которая отводится Сурту в скандинавском мифе о Рагнарёке. Сурт — не только первое и последнее действующее лицо в разрушении миропорядка асов: он еще и занимает важное место в утверждении нового, возрожденного мира. От эпохи поклонения Одину и до наших дней почти все авторы, ориентированные на культ асов, намеренно игнорируют эту роль Сурта, но намек на нее содержится в «Младшей Эдде» Снорри Стурлусона — правда, только в одной версии, известной как Упсальская рукопись. В ней сказано, что «есть много хороших чертогов и много дурных; но лучше всего — жить в Гимле у Сурта». Как говорится в «Прорицании вёльвы», Гимле — это чертог, крытый золотом и сияющий светлее солнца; стоит он у южного края неба. Именно здесь возникает новый космический порядок; здесь возрождается человечество от двух новых прародителей — Лива и Ливтрасир. Хозяин Гимле — Сурт, которого называют королем вечного блаженства и владыкой южного предела небес. Предполагалось даже, что Сурт и есть тот таинственный «могучий властелин», который придет править миром после Рагнарёка. Но обычно упоминание о нем считается позднейшей христианской вставкой, связанной с мессианским мифом. Эпитет Сурта — «Черный»; схожим образом имя древнеегипетского бога Сета означает «черный» или «обожженный». Как и Сурт, Сет ассоциировался с вулканами; один из многих его титулов — «бог вулканов». Этим объясняется, почему обоих богов называли «черными»: когда ярко-красная вулканическая магма или лава застывает и отвердевает, она становится черной и блестящей, как гагат. В связи с толкованием огней Муспелльхейма как созидательной и животворной силы интересно замечание Марии Гимбутас о том, что в древние времена в Европе черный цвет считался символом жизни. Черный был цветом плодородной почвы, а белый — цветом смерти. Чернота Сурта и застывшей лавы в определенном смысле тоже символизирует жизнь.
Сурт и врачевание Тамара Кроуфорд Впервые я встретилась с Суртом довольно неожиданно. Прежде я никогда не пыталась обращаться к Нему и не искала Его внимания, хотя и не питала к Нему никакой неприязни. Просто у меня не возникало потребности с Ним познакомиться. Но несколько месяцев назад я лечила одну свою подругу, и она попросила провести для нее сеанс рэйки. Вообще я не очень люблю рэйки, но умею работать по этой методике: я прошла обучение и получила третью ступень. И вот я кладу руки ей на бедро (а оно у нее очень болело), и тут передо мной внезапно появляется Сурт и спрашивает: «Тебе помочь?» Он держался дружески и участливо и ничего не попросил взамен. Я удивилась, но приняла Его помощь. Позже подруга сказала, что во время сеансов рэйки с ней еще никогда такого не бывало: оказывается, руки у меня стали невероятно ГОРЯЧИМИ (но не обжигали, а только грели), а боль ушла почти мгновенно. Я объяснила ей, КОМУ именно следует сказать спасибо. После этого случая Сурт еще несколько раз предлагал свою помощь в лечении, и мы с Ним неплохо сдружились. Он со мной откровенен, говорит очень просто и понятно и уже научил меня лучше управлять моими внутренними энергиями. Похоже, Ему пришлась по нраву моя йотунская часть — тот свирепый дикий зверь, которого я надежно держу взаперти. Сурт учит меня разным способам общения с огненными этинами и отдает должное моему танцевальному прошлому (я посвятила танцам тринадцать лет своей жизни). Он показал мне, как связаны между собой энергия и ритм, тепло и движение, и в конце концов с помощью этих новых знаний я исцелилась от последствий тяжелой раны, полученной в ином мире (стрелу удалось вытащить, но мои энергетические структуры пострадали и нуждались в долгом лечении). Он даже предложил мне погостить в Муспелльхейме. Подозреваю, что Он заинтересовался мной в основном из-за моей дружбы с Его приемным сыном, Локи.
Визит в Муспелльхейм Элизабет Вонгвисит Этим утром, вскоре после восхода солнца, я отправилась повидать Сурта. На этот раз все было иначе: я обошлась без шеста. Локи сказал, что я должна заранее совершить подношение и сначала предложил воспользоваться своим алтарем, но в конце концов велел мне поставить тарелку с фруктами в камин. Я зажгла вокруг нее несколько свечей — аккуратно, чтобы ничего не загорелось. При этом я почувствовала, что кто-то обратил на меня внимание. Я предложила фрукты в дар Сурту, владыке Муспелльхейма, и увидела, как в глубине камина вспыхнули, буквально на мгновение, горящие глаза. Я всю ночь не спала и потому собиралась прилечь, а в дорогу пуститься позже, когда проснусь, но Локи сказал, что надо идти прямо сейчас. «Боюсь, что позже ты будешь слишком усталой и сонной», — объяснил он. Я стала возражать, что я не выспалась и не готова, после бессонной ночи у меня глаза, как помидоры, и не могу же я идти в гости в этой драной черной футболке, в конце концов! «Неважно, кактывыглядишь. Пойдем! Только надень сначала свой амулет, а не то заблудишься». Он имел в виду костяную с серебром подвеску, на которой был вырезан символ шаманского шеста: с прошлого лета я брала ее в каждое путешествие. Я надела ее и подтащила кресло к камину, все еще сомневаясь, стоит ли идти сейчас. Но Локи настаивал. «Устраивайся поудобнее, моя милая, и ничего не бойся. — Я опустила жалюзи и легла. — Открою тебе секрет. Попасть в Муспелльхейм можно с помощью огня — любого огня. Но огонь коварен, и если ты не побережешься, то можешь очутиться там, куда совсем не собиралась, и сгоришь насмерть. Но зато если ты поймешь, как с ним работать, то сможешь попадать в Муспелльхейм безо всякого шеста. Пойдем». И он взял меня за руку и поднял на ноги. Мое физическое тело осталось лежать в кресле. Я увидела, что Локи сменил облик — теперь он куда меньше походил на человека, чем обычно, и все в нем напоминало об огне или тлеющих углях. В этой форме я прежде видела его лишь однажды. Но на нем по-прежнему было кольцо, которое я дала ему в прошлом году, когда мы принесли свои брачные клятвы. «Это все еще я, — усмехнулся он. — А теперь… погляди в огонь». Я стала всматриваться в пламя самой большой свечи, красной, в стеклянной посудине. Пламя разрослось у меня перед глазами, и вскоре меня втянуло внутрь.
Как в той песне Джонни Кэша , кольцо огня разомкнулось, и я увидела дым и пепел, пляж, покрытый черный песком, и полосу прибоя, над которой вились клубы пара. Со стороны, должно быть, выглядело так, что мы с Локи просто возникли в этом месте из ниоткуда. Песок был горячий и обжигал мне ноги; я поморщилась. «Ох, прости, дорогая! Вот, держи», — Локи протянул мне шлепанцы, точь-в-точь как те, что я носила когда-то в детстве: с красными ремешками и подошвами в радужную полоску. Я обулась и осмотрелась по сторонам. Из-за дыма и пара трудно было что-то разглядеть. Но вдруг передо мноюпоявился Сурт. Он повел себя совершенно не так, как я ожидала. Хриплым голосом он окликнул моего супруга по имени — и тут Локи, к огромному моему удивлению, бросился к Сурту бегом и крепко обнял его, как ребенок — отца. Сурт был заметно выше Локи и шире в плечах. Со смехом, похожим на рык дикого зверя, он принял Локи в объятия и даже приподнял, а затем отпустил и обернулся ко мне: «Так. Значит, ты — новая жена моего приемного сына». Я кивнула — от потрясения я не могла вымолвить ни слова. Он окинул меня изучающим взглядом, но никакого недовольства я, вопреки ожиданиям, не заметила. Должно быть, своим подношением я смягчила его сердитый нрав. Сурт, как я уже сказала, был очень высокий, и вокруг него в воздухе плавали искры, но рассмотреть толком, как он выглядит, у меня не получалось. Все, что мне удалось воспринять, — это горящие глаза, точь-в-точь как те, что вспыхнули у меня в камине, да еще огненные волосы и бороду, но в остальном он был какой-то расплывчатый — его скрывала пелена дыма. Еще я различила черную кожу, словно покрытую сажей и копотью, но разглядеть черты и выражение его лица не удавалось, хотя с другими обитателями Девяти миров это обычно не составляло труда. Зато я прекрасно расслышала его голос — хриплый, как скрежет камней, а выговор у него был преувеличенно отчетливый и, в то же время, странно грубый. Однако за ним чувствовался живой и острый ум.
Визит оказался недолгим. О чем они говорили поначалу, я почти не помню, потому что меня необъяснимым образом мучила жара (это было удивительно: ведь, например, в Нифльхейме я практически не страдала от холода). Шлепанцы плавились и прилипали к песку, так что Локи в конце концов пришлось дать мне новые. В воздухе пахло серой; где-то на дне сознания мелькала мысль, что там, у камина, где осталось мое бесчувственное тело, глаза у меня сейчас слезятся, а в горле страшно першит. Затем Сурт поднял нас с Локи, посадил себе на плечи, сделал несколько широких шагов — и мы очутились в его жилище. Он показал мне место, где родился Локи, — знаменитый очаг Сурта, огромный, как целая комната, и сплошь полный огня, такого жаркого, что мне пришлось отступить подальше. И тут меня посетило — видение? даже и не знаю, как сказать. Я увидела, как Лаувейя рожает моего Локи в крови и огне, в ореоле искр; и самого Локи, новорожденного младенца с копной рыжих волос и глазами, слишком умными и понимающими для такого крошечного малыша. Видение быстро кончилось, и, придя в себя, я увидела, что мои шлепанцы опять расплавились и я наследила на полу. Я огорченно вскрикнула, но Сурт сказал, чтобы я не беспокоилась: следы скоро выгорят сами по себе. Локи подхватил меня на руки, чтобы мне не пришлось вставать босыми ногами на раскаленный пол. «Может, ты дашь мне обувь из асбеста?» — спросила я. Он только улыбнулся. «Надо увести ее отсюда, Отец, — почтительно обратился он к Сурту. — Здесь для нее слишком жарко». Сурт наклонился ко мне, щурясь сквозь окутывавшую его дымную пелену. Я уставилась на него снизу вверх — и вдруг меня пробила страшная дрожь. Я потеряла сознание и очнулась уже на берегу — Локи сидел на песке, голова моя лежала у него на коленях. Сурта нигде не было видно.
«А ведь я ему говорил, — сказал Локи, покачивая головой. — Зайди в воду, она не очень горячая. Тебе станет лучше». Я поднялась и плюхнулась в воду. Она оказалась температуры тела — то есть даже прохладной по сравнению с тем, что творилось на берегу. Меня накрыла какая-то тень — вначале я приняла ее за облако, но, подняв глаза, увидела, что ошибаюсь. Надо мной высился Нагльфар, огромный, хотя еще и не достроенный, какого-то серовато-белесого цвета, на вид очень страшный. Я ахнула и чуть не захлебнулась от потрясения. Неужели я заплыла так далеко от берега? Оглянувшись, я поняла, что нет — просто корабль действительно был такой большой. «Да, любовь моя, это он — знаменитый корабль рока», — Локи уже был в воде, рядом со мной. Он крепко обнял меня за талию и окинул Нагльфар равнодушным взглядом, как будто он — и все, что с ним связано, — нисколько его не волнует. «Впечатляет, правда?» «Впечатляет» — не совсем то слово, которое я бы тут использовала. Одними только размерами он уже повергал в трепет; сколько бы я ни смотрела на него, охватить его взглядом целиком казалось невозможным. В конце концов я почувствовала, что с меня хватит. Я повернулась и выбралась обратно на песок; Локи последовал за мной. ИтутиздымноговоздухасновасоткаласьфигураСурта. Он сказал, что согласился показаться мне в таком виде, потому что ему понравилось мое скромное, но продуманное подношение, а еще — потому что недавно произошло нечто такое, что его порадовало, а что именно — не мое дело, добавил он, прежде чем я успела спросить. Чего он не сказал, хотя это было ясно без слов, — так это то, что обычно он предстает в гораздо более грозном обличье. Я порадовалась, что сегодня он в хорошем настроении: в этом мире я чувствовала себя совсем слабой, и мне не хватило бы мужества предстать перед каким-нибудь чудовищным огненным исполином. Затем Сурт попрощался с нами. Он снова стиснул Локи в своих медвежьих объятиях, и это было одновременно и трогательно, и странно — потому что с Фарбаути и Лаувейей Локи не был и вполовину так же приветлив. «Когда я был совсем маленьким, я много времени проводил здесь, с Суртом», — вот и все, что он мне ответил позже, когда я спросила. Сурт еще раз окинул меня взглядом, а потом наклонился, притянул меня к себе — так близко, что меня мгновенно прошибло потом, — и поцеловал в лоб. Я боялась, что его губы обожгут меня, как раскаленное железо, но поцелуй оказался всего лишь приятно теплым. «Вот так. Теперь можешь не бояться». «Чего?» — спросила я, непроизвольно обмахиваясь рукой. «Огня. Нет, конечно, если ты сунешь руку в огонь, то обожжешься, как обычно, но в остальном пламя тебе больше не страшно». И с этими загадочными словами Сурт подмигнул мне. Я стала подыскивать какие-то слова благодарности, гадая, что все это значит, и чувствуя себя как те герои сказок, которые от всех подряд получают какие-то странные подарки и не знают, что с ними делать. Но Сурт только махнул рукой, показывая, что мне не нужно ничего говорить. «Семья», — добавил он, как будто это объясняло все; и действительно, в какой-то мере это все объясняло.
Где-то далеко сейчас мучилось мое физическое тело. Я даже боялась, что в квартире начался пожар. «Тебе пора домой» — сказал мне Локи и сильно ткнул меня под ребра, как уже когда-то делал в похожей ситуации. И это опять сработало: я тотчас вернулась в свое тело и резко очнулась, заходясь кашлем. Все путешествие заняло не больше десяти—пятнадцати минут по «реальному времени». Локи устроился рядом со мной в кресле, достаточно большом для двоих — тем более когда один из них невидим. «Говорил же я тебе, моя радость, что это совсем не так страшно», — сказал он с едва заметным вздохом облегчения. Следующие несколько минут я никак не могла собраться с мыслями, но все же относительно скоро пришла в себя. На меня навалилась страшная усталость. Все это приключение оказалось таким коротким и таким странным, что я даже засомневалось — а было ли это на самом деле? Локи велел мне не валять дурака. И только тогда я почуяла в комнате какой-то слабый едкий запах — очень похожий на запах серы.
